Могу ли я быть либертарианцем без Христа?

• Автор: Божидар Маринов
• Оригинал: http://americanvision.org/663/can-i-be-libertarian-without-christ/
• Перевод: Антон Коваленко
• Редакция 2 (черновик)

Начну с благодарности. Я участвовал в создании либертарианского движения на моей родине, в Болгарии. Я был одним из основателей и первым председателем болгарского Общества индивидуальной свободы. Соответсвенно, у меня множество друзей-либертарианцев, которые при этом не протестанты или вообще не христиане. Мне оказана честь — быть близким другом многих прекрасных людей, чьи имена неизвестны в Америке, пионеров свободы среди нашего небольшого балканского народа. Среди моих друзей по всей Европе есть атеисты и агностики, не менее меня самого преданные делу свободы; под ее знаменем они стойко боролись многие годы.

Моя дружба с этими прекрасными людьми для меня великое благо; я не думаю, что кто-нибудь из христиан когда-либо получал больше от дружбы с нехристианами, чем я. У нас был и остается общий противник — социалистическое государство и его нечестивая идеология, и мы сражались как союзники — осознавая наши различия, тем не менее держали себя в руках и не отвлекались от самого важного. Их сердца и дома всегда были открыты для меня, и когда я делился своей верой во Христа, я не встречал ни слова упрека. Они доверяли мне, помогали мне, учили меня, были со мной терпеливы, и вместе со мной приносили жертвы для общей цели. Зная, что сердцами людей ведает Бог, я благодарен Ему за то, что Своею благодатью Он дал мне столько друзей (а не врагов) среди нехристиан — больше, чем я заслуживаю.

Эта статья — не упрек им и не возражение. Я просто отдаю им долг. Я должен рассказать, почему я христианский либертарианец и не могу быть иным. Не дай мне Бог затеять драку с друзьями и союзниками в самой важной битве для нашей культуры и нашего века. Они заслуживают откровенного и дружественного ответа на этот вопрос.

Ответ мой начну с моей юности: я был подростком, когда познакомился с идеями личной свободы и личных прав. Эти идеи не были чем-то обычным для страны, находившейся под властью коммунистов более сорока лет. Джон Локк, Томас Пейн, Мюррей Ротбард, Айн Рэнд — не совсем подходящие авторы, чтобы их книги напечатали при коммунистах. По кусочкам я собирал эти идеи из книг Спинозы (!), из книги по истории США, и из контрабандной видеокассеты Pink Floyd "The Wall". Мое возмущение окружающей действительностью подливало масла в огонь. Скоро я знал, что я хочу быть свободным, истинно свободным.

Благодаря моим родителям, я был слишком искушен в философии, чтобы полагать свободой простую возможность делать все, что я хотел. Даже в том возрасте я понимал то, что знает каждый либертарианец: свобода имеет границы, и природа этих границ — этическая.

Но прежде чем искать границы, мне надо было определиться, что такое сама свобода. Где ее найти? Я знал, что не в марксистской идеологии: понятия свободной личности там не было. Спиноза со своим жестким детерминизмом не мог дать мне ее: он только поманил меня идеей, показал торт и оставил меня голодным. Гегель и Кант бежали от этой темы как от чумы, и ни Аристотель, ни Платон не позволили бы отдельному человеку быть свободным.

Я стал подозревать, что философы лгут; что вопрос о свободе и рабстве важнейший на свете, а они не признают этого просто потому, что не имеют ответа. Философия — поиск Истины, но что будет, когда мы эту Истину обнаружим? Будет ли Истина уважать нашу частную свободу? А почему? С чего бы безличная абсолютная сущность (так представляли Истину философы) озаботилась нашей свободой? Возьмем самого Спинозу: как можно примирить его любовь к свободе и его детерминизм в отношении Истины? Можем ли мы назвать свободой «природную необходимость» — еще более страшное понятие? Могу ли я действовать против необходимости, присущей моей собственной природе?

Наверное, лучше обойтись без абсолютных истин вообще. Если мир абсолютов угрожает моей свободе, то мир релятивизма наверняка освободит меня… или нет? Не будет ли моя свобода в таком мире сама лишь относительной? Быть может, сегодняшняя свобода завтра окажется рабством? Быть может, я воевал за одно, а получил другое? Возможно ли, что я устремился в землю обетованную, но оказался в концлагере? Как узнать ответ в мире, где все истины относительны?

Оба пути к свободе заканчивались тупиком. Бесконечный и бездонный океан относительности делал само понятие свободы неуместным — а на самом деле, и понятие меня заодно. Мне нужна была твердая земля, чтобы устоять, нужна была стена, чтобы опереться на нее в поисках свободы, но эта же устойчивость и твердость ограничила бы мою свободу так, что о ней можно было бы забыть.

Мои друзья сказали бы, что можно найти ответ и без Бога. Можно присоединиться к Айн Рэнд и постулировать объективную реальность существования и сознания, и проблема будет решена. Для свободы неважен вопрос об источнике, о происхождении. Идея свободы вытекает из самой природы существования. Мы принимаем существование как аксиому, и остаются пустяки. Зачем думать о происхождении вещей, если мы можем просто постулировать, что они существуют?

Отбросить вопрос происхождения — хорошее решение для моей философской проблемы. Теперь я мог быть агностиком и всё же сохранять разум и продолжать поиски свободы. На самом деле свобода найдена: она просто существует и я могу сознательно ее проявлять. Чего еще мне желать?

Но появилась новая проблема — проблема этики. Избавившись от вопроса о происхождении, я утратил и возможность определять этические понятия. Вспомните написанное выше об этических границах: как найти эти границы, начиная все рассуждения с простых аксиом Существования и Сознания? Существующее существует, и я знаю то, что я знаю. Как мне вывести из этих аксиом этическую систему, применимую в жизни? Нравственность — часть существующего? «Естественна» ли она для нас? Если так, все, что я делаю, автоматически будет нравственно. Если же нет, как различить «естественное» существование от «неестественного»? Откуда я знаю, что Говард Рорк был прав, когда взорвал здание — неужели достаточно того, что он ощущал себя имеющим право на это? Его личная интерпретация истории — достаточный ли это аргумент? И откуда я знаю, что Элсворт Тухи злодей, а не герой? Айн Рэнд никогда не отвечает на эти вопросы. С ней мы лишь признаём определения, принимаем их чистой верой. Не поймите меня превратно: я люблю Айн Рэнд и горжусь, что был первым переводчиком её книг на болгарский язык, и сделал бы это снова. Но я не могу не замечать того, что если мы постулируем существование и отбрасываем вопрос происхождения, нам придется продолжать постулировать каждое понятие, потому что происхождения не будет ни у чего.

Так что к прежней проблеме совмещения истины и свободы я получил новую: проблему отношения философии и этики. Чтобы быть свободным, я должен был спрыгнуть со сковородки философского поиска истины, но обнаружилось, что это приводит в огонь распадающейся реальности, в которой нельзя отличить правду от неправды, естественное от неестественного. Объективно в этом огне я был свободен, свободен безо всяких границ — но именно такой настоящая свобода быть не могла с точки зрения этики.

Здесь же, разумеется, возникает весьма жизненный вопрос о моих правах. Я знал, что хочу быть свободным; что моя свобода имеет этические границы; что моя свобода потребует этических границ и для других людей, если я не готов им свою свободу уступить. Но как мне вывести мои права из простых аксиом безличной реальности? Существуют ли они объективно? Если так, почему за них приходится бороться, почему они не существуют сами по себе? Если же нет, не получается ли, что я выдумаю новую, субъективную реальность в своей голове?

Теперь уже было три вещи, которые я жаждал примирить: свободу, этику и справедливость. И никакая известная мне философия не могла этого сделать.

Когда мой близкий друг поделился со мной Евангелием Иисуса Христа, он ничего не знал о внутренних битвах моего ума. Тем вечером, когда он рассказывал мне о своей вере, я обратил внимание на фразу: «узнаете Истину, и Истина сделает вас свободными». Затем Иисус продолжает: «Итак, если Сын освободит вас, истинно свободны будете».

Это был ответ на мои вопросы! Я был слеп, когда искал безличную Истину, неумолимую и безжалостную сущность, которая держит вселенную своей железной властью. Я был слеп, когда искал свободу, у которой я был бы в центре до такой степени, что остальной мир становился от этого бессмысленным — но и я сам становился бессмысленным по пути. Истину можно узнать, если сама Истина — Личность; свободу можно найти, если Свобода сама — Субъект. Эта Личность не может быть всего лишь человеком — иначе я оказался бы в рабстве. Это должен быть бог, точнее, Бог, Создатель вселенной. И если Библия верна, у моих проблем одна причина: я чужой Богу, и поэтому чужд Свободе, Этике и Справедливости. Мне нужно было обратиться к Нему, через искупление, предложенное им в Иисусе Христе. Только теперь у меня было… всё.

Если Он Творец, Он и Истина. Зная Его, я знал бы Истину. Он также и Свобода: моя природа создана Им, и Он знает, как мне поступать соответственно своей природе. Он — и Справедливость: Он дает мне правила такого общества, в котором есть свобода и справедливость для всех. То, к чему стремились философы и не могли найти, у Него было — и это был Он Сам.

Так что быть либертарианцем без Христа я не мог. Я попробовал, и это было невозможно — философски и этически. Это было внутренне противоречиво, это было против самой природы вещей, и я принимал набор аксиом, которые не имели различимой связи ни с реальностью, не между собой. И только во Христе имело смысл умирать за свою свободу — без Него смерть была бы последним судьей для всех вещей, и лучше было бы принять рабство, чем встретить смерть. «Свобода или смерть» — это было бы безумием в мире без Христа, но в Нём это высшая мудрость.

От своих друзей-нехристиан я регулярно слышу два возражения.

Первое таково: «как может Божий раб быть свободным?». В самом деле, Божидар, если ты сознательно покоряешься другому существу, что это за свобода? Чем она отличается от пребывания в рабстве у людей?

В этом возражении упущено то, что слово «раб» имеет в этих двух случаях разный смысл. Позвольте использовать для пояснения другой пример:

«Каждый день мне нужна еда и вода». «Каждый день мне нужна инъекция героина».

Те же самые слова: «каждый день мне нужна…»; но нравственный смысл у них отличается. В первом предложении они означают «здоровье»; во втором — «наркозависимость». Чем определяется такое нравственное отличие? Остальной частью предложений. Разная природа еды и воды с одной стороны и героина с другой приводит к разнице значений.

То же самое происходит со словом «раб» в сочетании со словами «Божий» и «человеческий». Если бы Бог был подобен человеку, разницы бы не было. Но зачем бы мне верить в Бога, который в сущности не отличается от человека? Разве это решило бы описанные выше проблемы? Но если Бог таков, как Он о Себе заявляет, Он так отличается по природе от человека, что «раб Божий» имеет совершенно другой смысл, чем «раб человеческий». И тогда «свобода от человека» отличается от «свободы от Бога» до такой степени, что рабство можно определить как «свободу от Бога».

Отцы-основатели Соединенных Штатов Америки прекрасно это знали. Я не открываю здесь ничего нового. Вовсе не благодаря простому совпадению идеи свободы появились, совершенствовались и применялись на практике только в христианском мире и нигде более.

Второе возражение: «как ты можешь быть свободным, если ты подчиняешься чужым приказам?». А как же свободный выбор? Разве мы не можем делать что хотим со своим телом и своим имуществом?

Это возражение упускает реальность этических границ. «Всё, что я хочу» — не есть определение свободы. Человек, желающий продать себя в рабство, несвободен; и никакое определение свободы не оправдывает того, что Гитлер и Сталин хотели сделать теми средствами, которые были у них в распоряжении. Свобода — это возможность действовать соответственно своей истинной природе. И наша истинная природа определена Тем, кто нас создал — или вовсе не определена. Разве невозможно нам пожелать сделать со своим телом или имуществом то, что диктует наша искаженная природа, а не истинная? И либертарианцы-нехристиане понимают, что не все человеческие желания обязательно свободны или нравственны.

Человек может быть рабом, подчиняясь собственным капризам, не менее, чем подчиняясь чужим приказам. Сферу свободы определяют этические границы, а не капризы или желания. Мы находим ясно очерченные этические границы только в Законе Творца, и поэтому мы находим ясно определенную и настоящую свободу только во Христе.

Подведем итог: я не могу быть настоящим либертарианцем без Христа. Я не могу биться за свободу, если не знаю, что она такое и где её источник. Вне Христа любое понятие личной свободы теряется либо в холодной ткани неумолимой необходимости, либо в океане релятивизма без берегов. Только во Христе я могу иметь настоящую Свободу, а также Истину, которая даёт ей смысл.

Если я избегаю вопроса о происхождении моей личной свободы, я не могу построить для нее этическую систему, применимую в жизни. Не зная легитимных границ своей свободы, я не знаю и своих прав — легитимных границ свободы других людей. Только во Христе я могу понимать эти границы достаточно ясно для всех практических целей.

То, что я раб Бога и исполняю Его волю, не разрушает мою свободу. Напротив, исполнение Божьей воли для моей свободы — словно еда и вода для моего тела. Только послушание Христу питает и обновляет мою свободу; всё остальное вытекает из этого.

Наконец, без надежды во Христе, окончательным судьей для всего и всех была бы смерть, а не жизнь. В мире без Христа жизнь в рабстве была бы лучше смерти в свободе, поэтому настоящий либертарианец в таком мире — безумен. А я хочу быть в своём уме.